QR-код адреса статьи

Топилинское сельское поселение х. Шаминка


     Пришельцы из южных губерний России и Малороссии (Украины), обосновавшиеся на правом берегу Дона, к 1672 году построили Кочетов городок, укрепили его со всех сторон и постепенно начали осваивать окружающую местность.
Вокруг были дремучие леса, плодородные земли, в реках и озерах полно рыбы. И все же ХVII и начало ХVIII веков не стали началом хозяйственного освоения этого района. В появившейся у южных границ казачьей вольнице, самодержавие усмотрело свой интерес и направило ее развитие на путь милитаризации возникающих поселений и превращение их в щит, предохраняющий империю от нападений ненадежных южных соседей.
Потомственные хлеборобы, бежавшие от помещика и ценой неимоверных лишений получившие возможность осесть на плодородной, никем не занятой земле, силой обстоятельств вынуждены были взяться не за соху, а за копье и пищаль. Так угодно было царю, и ставленник его на Дону атаман Фрол Минаев ревностно исполнял волю самодержца.
«Беглые приходят к нам на Дон, и на Хопер, и на Медведицу, - писал он в очередном наказе в 1690 г., - ... и завели было всякую пашню..., увидав то в нынешнем году во время съезду казаков к годовому жалованию приняли по всем городкам приговор, чтобы никто нигде хлеба не пахали и не сеяли, а если станут пахать того бить по смерти и грабить. И кто за такое ослушание кого убьет и ограбит и на того суда не делать» (Цит. по "Историческому описанию земли войска донского",1872 г, стр. 583-584.).
Но проходили десятилетия и, преодолевая различного рода запреты, казаки начали постепенно разводить скот, распахивать земли.
Ко второй половине ХVIII века хозяйственное устройство станиц было, в основном, завершено, а экстенсивная форма ведения сельского хозяйства вскоре привела к дефициту пахотной земли.
Конечно, свободной земли на Дону было еще много, но она находилась далеко от станичных поселений, и требовалось много времени, средств и усилий для ее обработки, ухода и сбора урожая.
Благоприятные почвенно-климатические условия, изобилие дичи и рыбы в значительной степени способствовали росту населения городков-станиц, а непрекращающаяся миграция содействовала появлению рабочей силы. Людей становилось все больше и больше и уже появились первые симптомы своеобразного аграрного кризиса, выход из которого мог быть только один - распашка отдаленных юртовых земель и постройка на них хуторов.
Вскоре весь север, до границ Золотовской, Нижне и Берхне Кундрюченских станиц, заселяется выходцами из Кочетовской станицы. Наиболее пригодные для хлебопашества и сенокоса наделы под хутора в первую очередь получают представители казачьей верхушки, среди которой все более видное место занимает семья Шамшевых.
Северные земли Кочетовского юрта были колонизованы с большой поспешностью и на какое-то время сумели отодвинуть "земельный голод". Однако уже в семидесятые годы (ХVIII века) сокращающиеся размеры паевых наделов вынудили казаков обратить свои взгляды на просторы Задонья. К этому времени и сама станица переселилась на левый берег Дона, а станичное правление, понуждаемое казаками, начало засылать в Новочеркасск прошения и приговоры с просьбой разрешить строительство хуторов на левобережье.
6 марта 1776 года войсковая канцелярия Новочеркасска собралась для слушания "рапорта, присланного Кочетовской станицы от станичного атамана и казаков, которым представили: жительствующие-де в станице их приписные малороссияне, имеющие жен и детей и ко отправлению тягостей рабочий скот, неотступно у них требуют, что оне к продовольствию своему под хлебопашество ни малой части земли не имеют; а понеже-де станица их против прочих в хлебопахотной земле дальнего изобильства не имеет, так что некоторая часть и из казаков, перешедших из других станиц к ним на жительство, вовсе таковой земли не имеет, а определить оной, по неимению в юртах их порожних мест не из чего, для того просили о позволении тем, не имеющим земли казакам и малороссиянам во удовольствие их распахивать землю на луговой стороне Дона вблизости их юрта; определено: означенной Кочетовской станицы не имеющих хлебопахотной земли казакам и малороссиянам, во уважение представленных от той станицы их нужд; хлебопашество на луговой стороне Дона на возвышенных местах иметь позволить, но с тем, чтобы они тамо всегда содержали неоплошный караул, дабы от каких-либо воровских набегов людям пленения, а скоту отгона последовать не могло, под их в том ответом; о чем в оную Кочетовскую станицу и предложить грамотою" (Цит, по статье В.Щелкунова . ф.341,оп.З, д.2, л. 631).
А ровно через два дня, словно пожалев о своей щедрости, Войсковая канцелярия дополнительно определила: «Что же касается до содержания на той же стороне рогатого скота и овец, в том им отказать по случаю сему, что за переводом пашен за Дон на здешней стороне для скота просторнее» (ф.Р-341,оп.З, Д.2, л.648).
Ссылка на нужды "малороссиян", терпящих нужду из-за отсутствия вызвана не сочувствием к этой наиболее бесправной социальной группе казачьего края. Станичные правители пытались разжалобить своих новочеркасских начальников и действительно тяжёлое положение крестьян пытались использовать как аргумент в борьбе за новые земли. И хотя к этому времена в Кочетовской было зарегистрировано 209 малороссиян («Сборник ОВД стат. комитета.» Вып. Х, 1907, стр. 12.), (а было их значительно больше, потому что в перепись вошли только одни домохозяева) редко кто из них мог рассчитывать на земельный надел за Доном. Разве что батраком на казачьем хуторе.
Поправка Войсковой канцелярии, запрещающая разведение скота на левобережье, вскоре была забыта, и начался второй этап колонизации земель Кочетовского юрта. На этот раз на юг, к реке Сал.
На плодородных землях левобережья возникали хутора и новые поселенцы, в основном, казаки Кочетовской станицы создавали свои селения, постепенно двигаясь с севера на юг. Оторвавшись от притягательной силы Дона, казаки стремились осесть на берегу другой реки, которая гарантировала бы им в какой-то степени безопасность от нападений кочевников. Да и не только это. Река в те времена в буквальном смысле слова поила и кормила людей и животных. Вот почему задолго до полного заселения просторов между двумя реками начали появляться хутора на крайнем юге Кочетовского юрта - на правом берегу Сала.
«Речка Сал, - говорится в одном из документов, фиксирующих границы Кочетовского юрта, - течет с юго-востока на северо-запад на протяжении, считая по всем ее изгибам 46 верст 340 сажен. Берега сей речки крутые, дно иловатое и к переездам неудобное. Речка сия часто составляет границы юртов: с востока - с юртом станицы Константиновской и Золотовской, с запада - станицы Семикаракорской. Судоходство по сей речке не имеется, воду имеет до половины лета пресную, к употреблению годную. А с половины лета делается солоною и к употреблению совершенно неспособную...
Лучшие луговые сенокосы начинаются по поемным местам рек Дона, Донца и речки Сала» (ф.429, оп.1, д. 2312, л. 9 об.-10 об.).
Но не только кочетовские казаки устремились в эти места. Плодородные земли и заливные луга привлекли внимание и соседних станиц. Несмотря на то, что земли до самого Сала числились за Кочетовской, казаки расположенных поблизости станиц и хуторов постоянно пользовались ими. Весенние разливы реки, заполняя поймы и луга правого берега, способствовали появлению богатых сенокосов. Трудность состояла в доставке сена к реке и переправе. Особенно донимала распутица, и казаки начали строить гати-настилы из брёвен для преодоления заболоченных мест.
Кочетовцы взирали на все это молчаливо, поскольку у самих не было ни сил, ни возможностей осваивать столь отдаленные от станицы земли.
Однако все увеличивающийся земельный голод вынудил их в конце концов заняться юртовыми владениями между Доном и Салом и начать их хозяйственное освоение.
Пока кочетовцы двигались с севера на юг, южные соседи начали заселять их земли, продвигаясь с юга на север. Наиболее энергично это делали казаки Кагальницкой станицы (судя по древним источникам, станица Кагальницкая находилась «на задонской стороне... на речке Салу» примерно в шести верстах западнее места, где сейчас расположен х. Шаминский (см.ГАРО, ф341, оп.1,д.27,л.189 об.) В переписи за 1859 г.она уже значится как хутор Кагальницкий при р.Салу Семикаракорской станицы, состоящий из 22 дворов и 315 жителей (см. «Список населенных мест Российской империи.1864 г.Новочеркасск, № 434,с.23. По переписи 1915 г. этот населенный пункт вообще уже на значится (см. «Алфавитный список населенных мест области войска Доского. Новочеркасск.1915 г.).
Осенью 1787 года на правый берег Сала переправились два казака Кагальницкой станицы Алексей Ступин и Исай Афанасьев. Они внимательно осматривали каждый клочок земли, урочища, поймы и леса, лежащие напротив их станицы, пытаясь найти наиболее удобное место для поселения, хлебопашества и скотоводства. Одно они знали твердо: новый хутор должен быть построен на правом берегу Сала и поэтому все время двигались вдоль речки.
После длительных поисков они остановили своп выбор на живописном урочище, названном Червлённым яром как раз против своей станицы. Вокруг располагались плодородные целинные земли, несколько далее - заливные луга и повсюду - лес. Река и многочисленные озера гарантировали нужное количество питьевой воды, строительный пал был под рукой. О лучшем месте для хутора и мечтать нечего.
Описывая эти края, штаб-лекарь А.Бабич сообщал по начальству: «Сал протекает с восточной стороны и впадает в юрте Семикаракорской станицы в Дон... с левой стороны оного (Сала) кочует в летнее и зимнее время часть калмыков. С обоих сторон его находятся луга и в особенности обширные поля» (ф.353, оп.1, д.4, л.5 об.).
Места эти, хотя и ненаселенные, все же были хорошо известны кагальницким казакам, пользующимся здесь сенокосами, возившим по «чумацкой дороге» соль. Они постоянно заботились о состоянии дороги, подправляли ее и строили настилы (гати) из бревен на наиболее заболоченных участках. Одна такая гать находилась у самого Червлённого яра. А примерно в двух верстах была мельница, построенная казачьим чиновником Василием Орловым. И это тоже говорило в пользу нового места поселения.
Посоветовавшись с соседями и получив одобрение Кагальницкого станичного правления, Ступин и Афанасьев отправили в Войсковое гражданское правительство рапорт с просьбой разрешить им построить хутор в Червленном яру.
Громоздкая бюрократическая машина самодержавного строя отреагировала на этот рапорт только через 4 года следующим документом: «1792 года февраля 3 дня по указу ея императорского величества Войска донского в войсковом Донском гражданском правительстве слушалось дело вступившее. По доношению Кагальницкой станицы казаков Алексея Ступина и Исая Афанасьева о застроении им на речке Сал у Червленного яру хутора, по которому значится:
В доношении оные Ступин и Афанасьев по данным в оное правительство 7 числа февраля 1788 года прописывают: намерены де оне для скотоводства, хлебопашества и сенокоса построить один хутор на задонской стороне в войсковом владении на речке Салу, в урочище Червленного яру» (ф.341,оп.1, д.27, л. 189).
Далее оба казака заверяют Войсковое гражданское правительство в том, что «от занятия того хутора никому никакого утеснения быть не может...» (Там же).
К просьбе присоединен приговор Кагальницкого станичного правления, всецело поддерживающий устремления Ступина и Афанасьева и тех, «кто из жителей станицы пожелает на речке Салу в предъявленном месте хутор построить позволить» (там же, л.198 об.).
Надо полагать, что столь активная форма поддержки Кагальницким станичным правлением желающих выйти за пределы юртовых владений была продиктована теми же обстоятельствами, что и в станице Кочетовской – надвигающимся дефицитом пахотной земли вокруг самой станицы.
Не желая осложнять и до того острые разногласия между станицами по поводу приграничных юртовых массивов, Войсковое гражданское правительство направило эти рапорта в Кочетовское, Ведерниковское, Бабское, Траилинское и Кагальницкое станичные правления, требуя высказатьсвое мнение.
Поскольку позиция Кагальницкой была известна, то решающее значение приобретала позиция остальных станиц. Положение усугублялось еще и тем, что Ведерниковская станица сделала робкую попытку включить это место в свой юрт. Однако никаких доказательств привести не смогла. Потребовались меры, уточнения и, в конечном итоге, появился документ, из которого следовало, что «по освидетельствованию оного (Кочетовского) начальства и по рассмотрению означенного просимого под хутор места оказалось, что оное никому другому кроме Кагальницкой станице не принадлежит, о чем обапольные станицы как-то Ведерниковская и Траилинская рапортом оному начальству отнеслись» (ф.341, оп.1, д.27, л.191).
Казалось, что все преграды преодолены и можно приступать к созданию нового населенного пункта, но не тут-то было. Казенная машина снова забуксировала, встретив на этот раз препятствие в форме частной собственности. Оказалось, что от «бригадира и кавалера Орлова мельницы до урочища Червленого две версты, сто пятьдесят сажен...» (Там же, л.10). И он очень недоволен возможностью столь близкого соседства. Кроме этого "помянутой Орловой мельницы смотритель, Бабской станицы казак Афанасий Савельев представил, что при самом просимом месте имеется Орлову скоту водопой» (Там же). Это решило все. Афанасьев, Ступин и примкнувший к ним в 1790 году одностаничник Базавов отказались от облюбованного места у Червленного урочища и повторно обратились к Войсковому гражданскому правительству с просьбой «неблаговольно ли будет поселить им хутор от Червленного урочища верст на шесть, на месте, где прежде их станицы жители, да и теперь, сенокосом довольствуются. В каковом месте посторонние станицы препятствия и оттеснения не имеют» (ф.341,оп.1, д.27, л190).
Наконец, в 1792 году было принято окончательное решение: «определено: как Кагальницкая и Траилинская станицы рапортами удостоверяют, что от построения на речке Салу в шести верстах от Червленного яру Кагальницкой станицы казаками Ступиным и Афанасьевым хуторов, то оным Ступину и Афанасьеву, а равно и казаку Сергею Базавову по просьбам их хутора на том месте позволить....и велеть подтвердить оным казакам..., чтобы они хуторами строились в одном месте, а не отдельно один от другого. Ежели же и ещё кто из станичников пожелает хуторами там селиться, позволить с таким же подтверждением, чтобы у всех в одном месте было поселение и обще довольствовались бы пахотою покосами и протчим» (Там же, д.192).
В этом же году ранней весной три казака с семьями начали возводить жилища и хозяйственные помещения, выбрав для этого площадку на восток от Червленных гор - возвышенности, защищающей поселение от порывов холодных ветров.
Первые строения поставили на правом берегу Сала. Здесь река выгнулась дугой и новое поселение постепенно углублялось в эту, окаймленную с трех сторон водой, плодородную равнину.
Составляя впоследствии карту Кочетовской станицы, землемер писал: «Наибольшая длина сего юрта от речки Сала ниже хутора Червленовского на север до хутора Михайловского - 33 версты» (ф.429, оп.1, д.845, л.21).
Рядом проходила дорога, по которой постоянно двигались обозы с солью. Из станицы Семикаракорской, преодолевая болота, ухабы и озерца, она пересекала реку Сал, я «между хуторами Червленовскими переходит в юрт Кочетовской против устья озера Хомутца» (Там же, л.63 об.) и дальше устремлялась в сторону Топилинской балки.
Так на карте казачьего Дона в 1792 г. появился еще один населенный пункт - хутор Червленовский. А несколько ниже по течению Сала, примерно в то же время, возник еще один Червленов поселок, принадлежащий сотнику Страхову и состоящий «из 8 душ мужского полу», из которых 4 казака и 4 крестьян-дворовых (ф.213, оп.1, д.15269, л.1).
Чтобы не путать, решено было называть их в зависимости от расположения – Верхне и Нижне Червленовскими (Червленными).
На первых порах людям приходилось очень туго. Пашни надо было отвоевывать у леса и кустарников. В первую весну засеяли свободные места, а затем общими усилиями готовили участки под озимые. Целыми неделями люди жили в поле, валили лес, выкорчевывали пни, рыли канавы для стока воды и шаг за шагом отвоевывали землю-кормилицу.
Жизнь на хуторе была трудная, требовала напряжения и отдачи всех, в первую очередь, физических сил. В станице, откуда вышли семьи Афанасьевых, Базавовых и Ступиных, этот этап был уже давно пройден и жизнь в ней, войдя в нормальную хлеборобскую колею, не требовала от людей таких усилий и отречений.
Несмотря на первоначальную заинтересованность, казаки близь лежащих станиц, постоянно жалуясь на все уменьшающийся земельный пай, на хутор Верхне-Червленный все же не спешили. За первые два десятка лет к старым поселенцам присоединилось около дюжины казачьих и офицерских семей. Кочетовское станичное правление далеко и в хуторские дела почти не вмешивалось. Все вопросы решались на месте избранным казаками хуторским атаманом.
К этому времени Кочетовская станица продолжает расти и благоустраиваться.
Колонизация пустующих за Доном массивов на какое-то время отодвинула на второй план возникший было земельный кризис и казаки с удвоенной энергией принялись за свои работы.
Все усиливающийся крепостной гнет вынуждал крестьян России и Украины покидать родные места и вместе с семьями искать убежища в станицах и хуторах казачьего Дона. Здесь они превращались в батраков и за небольшую оплату готовы были выполнять любую работу. Так, уже к началу XIX века на Дону появился своеобразный пролетариат, загнанный в тиски социального, экономического и политического бесправия.
В России к этому времени начинает складываться свой внутренний рынок, а продолжающееся развитие товарно-денежных отношений неуклонно втягивает её в орбиту европейской торговли.
Одной из наиболее выгодных статей экспорта является пшеница. Используя близость и дешевизну речной транспортной магистрали, хлеборобы Дона начинают все больше ориентироваться на производство зерна для продажи. Раньше каждое хозяйство сеяло столько хлеба, сколько требуется для прокорма семьи, содержания скота и посева. Остальной массив оставлялся под выпас, чаще всего «отдыхал», так как выпасов хватало и без этого. Теперь же в хозяйственных планах каждой казачьей семьи появился еще один, очень существенный фактор – рынок.
Засевалось буквально все. На первых порах не хватало рабочей силы, но вскоре поток беглых крестьян усилился, и казаки начали их охотно принимать. Сперва скрывали от властей, а со временем «приписывали» и разрешали даже пользоваться небольшими участками земли. Однако полностью гражданских прав ни при каких обстоятельствах не давали. В этой обстановке станица Кочетовская начала быстро отстраиваться. Появились новые добротные дома, амбары, хлева и конюшни. Производство товарного хлеба, а затем и откорм скота для рынка ускорили классовую дифференциацию и в станице все четче начинают обозначаться социальные различия не только между сословиями казаков и крестьян, но и внутри этих сословий.
Начинающие богатеть отдельные казаки быстро преодолевали иерархические ступени самодержавной лестницы и становились не только крупными землевладельцами, конезаводчиками, но и не менее крупными чиновниками и военными. Достаточно было пройтись по улицам Кочетовской, чтобы сразу же отличить их хозяйства от остальных.
Как правило, именитые ( богатые) казаки строили свои дома-усадьбы в центре станицы, недалеко от церкви. На первых порах они еще занимались хозяйством, но со временем все заботы о земле и скоте переложили на плечи своих батраков, сами же находились на службе. Высокий чин в армии или в каком-нибудь правительственном учреждении давал много шансов для личного обогащения. А поскольку наиболее признанным и надежным фактором получения высоких доходов была земля, то не удивительно, что в сохранившихся документах мы постоянно встречаемся с ходатайствами офицеров, генералов и чиновников о дополнительном наделении их войсковыми угодьями.
В Кочетовской станице к такой группе населения принадлежала семья казака Шамшева. Еще в 1775 году дед майора Михаила Шамшина, желая получить побольше пахотной земли и сенокосов, завел «в станичном юрте при балке Крымской хутор, где заняли неподалеку оного землю, на которой и он несколько лет производил спокойно хлебопашество» (ф.55 оп.1, д. 1041, л.70).
Теперь же, учитывая возросший спрос на хлеб, майор пытается получить дополнительно надел в другом месте, ссылаясь при этом на то, что не имеет «по примеру протчих членов войска донского особного участка» (там же, л.70 об.).
Из последующих документов вытекает, что притязания майора получили благоприятное для него завершение, и в 1811 году получил разрешение на пользование войсковыми землями у хутора Верхне-Червленовского при реке Сал (ф. 55, оп.1, д. 1041, л,75). В документе отмечается, что «раньше заселения Шамшевым этого поселка здесь было несколько казачьих и офицерских дворов» (Там же).
Речь здесь, по всей вероятности, идет о первых поселенцах казаках Афанасьеве, Базавове, Ступине и их немногочисленных последователях.
С тех пор к названию хутора Верхне Червленный (или Червленовский) неизменно прибавляется "он же Шамшев". Фамилия именитого хозяина постепенно переходит на населенный пункт, а с производством в генералы в документах того времени все чаще фигурирует хутор "Шамшев, бывший Верхне Червленный", а то и просто "хутор Шамшев".
В направлении Сала устремлены взоры и других богатых казаков, потребовавших для себя дополнительных наделов. В ответе Войсковой канцелярий Кочетовским депутатам отмечалось; "Речка Сал, имеющая хорошие угодия, поделена между юртом Кочетовским и Семикаракорским до крайней возможности. Впоперек проектируемого Кочетовского юрта протекает она на 20,5 верст, по восточной границе его на II верст, а по западной на 14 верст. Следовательно, жители Кочетовской могут иметь много места для заведения по сей реке хуторов" (ф.429, оп.1, д. 845, л. 19 об. 20).
Нельзя сказать, чтобы с появлением нового хозяина хуторская жизнь претерпела сразу какие-то изменения. Шамшев и не думал здесь жить. Его богатая усадьба продолжала красоваться в центре Кочетовской, а личное семейство с помощью крестьян-батраков, да и бедных казаков, продолжало обогащаться, продавая крупные партии скота и хлеба. Об эксплуататорской природе этого семейства можно судить по сохранившемуся документу, в котором отставной подполковник Федор Шамшев просит выдать ему копию крепостной купчей на "дворовую девку Дарью Евдокимову (ф.341, оп.2, д.691, л.1).
Сохранился документ с описанием Кочетовской станицы в 1840 году. "Станица сия, - читаем в сообщении окружному начальству, - расположена на обширной низкой равнине правого берега реки Дона, имеющей песчано-глинистый грунт земли... Примечательные строения: большая каменная церковь с каменной оградой, окружное училище, хлебный магазин, станичный дом и несколько деревянных новых с разными товарами лавок - и все прочие строения также деревянные, покрытые тёсом, исключая весьма немногих, в конце станицы домов, крытых камышом. Улицы прямые и чистые. Жителей, состоящих из казаков и довольного количества чиновников - считается 2184 душ" (ф.353, оп.1, д.4, д. 6 об. 7). Через двадцать лет, в 1859 году, население станицы значительно увеличилось, хозяйства расширились, укрепились. Вдоль берега Дона теперь возвышались постройки 468 хозяйств и в них жило 2508 чел. (1166 мужчин и 1342 женщин) ("Список населенных мест" №438. Земля донского войска.1859г. Санктпетербург.1864 г., стр. 23). Столь большой разрыв между мужским и женским населением станицы объясняется постоянным пребыванием на военной службе значительной части мужчин).
Шамшевым незачем было оставлять столь живописную, по тем временам, благоустроенную станицу и в свой хутор стали отправлять крестьян. Перепись 1859 года дает возможность проследить положение хутора в середине XIX века. На первый взгляд здесь мало что изменилось. Всего лишь 13 дворов и 90 жителей (Там же, № 451.).
Надо учесть, что здесь приведены показатели только по войсковому сословию. Крестьян-батраков совершенно не учитывали (беглые). Для того, чтобы попасть в "ревизию", т.е. перепись, надо родиться мужчиной и, самое главное - быть домохозяином. Все работавшие у Шамшева крестьяне жили в хибарках и землянках «во временных поселках на арендуемых участках» (ф.301, оп.17, д.109, л.456) и никто из них не стал еще "домохозяином". Вот почему в списках крестьяне не значатся. А сам хозяин продолжает богатеть. Ему уже мало земли на правом берегу Сала и он вскоре перебирается на левый и закладывает там большой фруктовый сад (ф.429, оп.1, д. 435, л. 73 об). Со временем Шамшевы становятся крупными военными и административными деятелями. Их можно встретить не только среди казачьих генералов и офицеров. Один из них возглавляет "землемерную экспедицию" - учреждение, ведающее войсковыми землями, другой - становится заседателем первого донского сыскного начальства, третьи занимают видные посты в войсковом гражданском правительстве.
Постепенно служба становится главным источником существования, и интерес к хлебопашеству остывает. Хотя хутор по-прежнему носит название своего хозяина, тем не менее, в переписи его уже назвали не Шамшев, а "Шалишев (Черленов)" ("Списки населенных мест Российской империи", стр. 23). Скорее всего, это небрежность канцелярии, тем не менее, в дальнейшем такие погрешности встречаются довольно часто.
В статистических документах за 1868 год название хутора снова несколько изменено. Он значится как Верхне Червленов при речке Сал. И хотя за 10 лет количество дворов почти удвоилось (23 двора), жителей оставалось мало - 124 человека (64 муж. 60 жен.) ("Памятная книжка войска донского на 1868 г.",отд. II, стр.10).
О бывших хозяевах постепенно забывают, и только старые люди помнят, что в начале века хутор принадлежал не то Шамшеву, не то Шамневу, не то Шамину. В документах того времени часто можно встретить производное от этой фамилии название хутора.
Отмена крепостного права дала новый импульс к развитию капитализма во всей самодержавной империи. Дон удвоил свои усилия в производстве хлеба на экспорт с той только разницей, что вместо зерна на внешние рынки все чаще начинает поступать мука. Поскольку строительство мельницы сопряжено с затратой значительных денежных средств, то вполне естественно, что в подавляющем большинстве их владельцами становились или богатые казаки-землевладельцы или высшие чины донской администраций и армии.
Выше упоминалось о мельнице бригадира В.Орлова, расположенной на Салу в нескольких верстах от хутора. В скором времени на этой же речке были построены новые плотины и при них мельницы генерал-майора В.С.Золотарева, а несколько ниже - генерал-майора Г.А. Костина (ф.429, оп.1, д. 434, л.З об.).
Помещение денег в мельницы становилось очень выгодным, и казачья верхушка не замедлила этим воспользоваться.
Коренных жителей, основавших в далекие времена этот населенный пункт, а затем неимоверно тяжелым трудом вырвавших у болот и чащоб землю для пахоты и сенокосов, становилось все больше.
К концу XIX века здесь родилось и выросло уже два поколения хлеборобов и воинов, сложились свои традиции и обычаи.
Многие хуторяне скрепили соседские отношения более близкими родственными, и появилось много однофамильцев.
К 1875 году хутор (теперь уже названный Верхне Червленный) начал быстро строиться. Спрос на хлеб и скот постоянно увеличивался, и люди принялись за раскорчёвку и очистку новых массивов, и включение их в посевной баланс. За 7 лет население хутора увеличилось более чем в два раза и достигло 322 чел. (169 муж. и 153 жен.). Рядом с 23 старыми хозяйствами появилось еще 27. О темпах хозяйственного развития хутора свидетельствуют следующие данные:
На 50 дворов-хозяйств имелось:
25 железных плугов
138 голов лошадей
104 пары волов
550 гол. прочего рогатого скота
1806 "простых овец.
Но все это распределялось далеко не равномерно. Торговля хлебом содействовала усиленному процессу классовой дифференциации, и казачья верхушка, захватившая лучшие земли и пастбища, настроившая мельниц и амбаров и захватившая административную власть в хуторском правлении, вскоре полностью подчинила себе казачью бедноту, не говоря уже о крестьянах. Последние, несмотря на то, что составляли значительную часть трудоспособного населения и несли на себе большую долю повинностей, были лишены элементарных человеческих прав.
Войсковая канцелярия понимала, что такое положение не может не вызвать протеста и действий, направленных на защиту крестьянами своих интересов. Поэтому она систематически требовала подробной информации о поведении "иногородних". Отвечая на этот вопрос, Кочетовский станичный атаман сообщал своему начальству: "Пришлый народ ограничивает свое существование заработками: плотники, сапожники, столяры, маляры, колесники, торговцы и, наконец, чернорабочие по найму в срок и поденно. Арендаторы же земель "проживают на арендованных им участках земли по краткосрочным контрактам с условием по окончании арендных сроков вы-
т селиться с таковых участков в другие места (ф.301, оп.17, д.142, л. 456).
К концу XIX века из 342 домохозяев-иногородных в станице и ее хуторах жило только 135. Остальные с семьями продолжали ютиться "во временных поселках на арендуемых участках".
Однако здесь не учтена основная масса "иногородних", крестьян-батраков, которые составляли костяк рабочей силы на полях богатых казаков.
Непосильный труд, постоянное недоедание и крайне примитивные условия жизни порождали среди этих людей тяжёлые заболевания и высокую смертность. Вот что по. этому поводу говорится в сообщении Войсковому гражданскому правительству: "По рапорту первого Донского сыскного начальства, при котором оно представляя малороссийским есаула Петра Слюсарева крестьянам, освидетельствованным заседателем того начальства с штаб-лекарем коллежским асессором Клёнкою список, по которому ни одного способного человека в рекруты не оказалось" (ф. 341, оп.1, д. 127).
В 1897 году на хуторе имелось уже 92 двора. Жителей становилось все больше и хозяйственные постройки продвигались все больше на юг и запад, заполняя постепенно образованную Салом дугу.
В справочниках и документах того времени совсем исчезает название хутора Верхне Червленный и появляется (несколько видоизмененное от Шамшева) хутор Шаменский.
В находящемся по соседству, примерно в четырех верстах хуторе Топилине в это время всего лишь 23 двора и 157 жителей.
Населенный пункт Шаменский состоит из 203 семей, 20 чел. вдовых, а 26 мужчин и 20 женщин – холостяки и девушки. На весь хутор нет ни одной разведенной пары, ни одного человека с физическими недостатоками. На все 474 жителя кое-как знают грамоту 100 чел.
Подавляющее большинство из них считается грамотным по одному лишь признаку - умеет ставить свой подпись. Ведь школы в хуторе до сих пор нет и поэтому 75 чел, грамотных получили домашнее образование, т.е. научились у соседа читать и писать буквы, 24 – учились в Кочетовской приходской школе (несколько зимних месяцев) и только один человек, надо полагать кто-то из 33 живущих на хуторе дворян, имел среднее образование.
Хутор Шаминский, расположенный вдали от транспортных магистралей и торговых центров, позже других населенных пунктов вступил на путь капиталистического развития. Почти все население занималось земледелием и скотоводством. Не было ни одного хозяйства, которое бы занималось виноградарством, виноделием или рыболовством.
Но уже работало 14 ремесленников и даже 4 модистки ("Список населенных мест ОВД на 1897 ч. II, стр. 96-97).
Начало XX века совпало у хуторян с интенсивной подготовкой к переразделу земельных наделов. Сам по себе этот факт имел для казаков первостепенное значение, поскольку затрагивал основы экономической жизни каждой семьи.
К началу первой мировой войны в жизни хутора почти ничего не изменилось. Количество жителей достигло 503 человека.
Несмотря на происходившие вокруг перемены х. Шаминский продолжал находиться в полуфеодальной спячке, в плену насаждаемых самодержавием консервативных традиций и обычаев.

 


© Бесплатный шаблон BS3-TCSE для DataLife Engine